Джонатан Стрендж и мистер Норрелл. Страница 3

— Неужто? — холодно бросил мистер, Норрелл. — Вот уж не думал, что мои дела столь широко обсуждаются… Наверное, это Торогуд. — Волшебник назвал человека, продававшего книги и разные диковинки в Йорке. — Чилдермас несколько раз предупреждал меня, что Торогуд — болтун.

Мистер Хонифут не понимал недовольства хозяина. Будь у него самого столько магических книг, он бы радовался, что их обсуждают и превозносят; ему трудно было поверить, что мистеру Норреллу это неприятно. Поэтому он вообразил, будто тот робок, и дабы его подбодрить, продолжил:

— Простите, сэр, не позволите ли вы нам взглянуть на вашу прославленную библиотеку?

Мистер Сегундус был уверен, что мистер Норрелл откажется, — но тот, еще раз внимательно оглядев гостей (глаза его, маленькие и голубые, смотрели словно из какого-то укрытия), согласился почти любезно. Мистер Хонифут рассыпался в благодарностях, убежденный, что угодил и хозяину, и самому себе.

Мистер Норрелл повел их по коридору (самому обычному, подумал мистер Сегундус), обшитому дубом и с дубовым же, пахнущим воском полом, затем по лестнице в три или четыре ступени и по другому коридору, где воздух был холоднее, а пол вымощен добрым Йоркским камнем. Все выглядело совершенно непримечательным. (Только вот был второй коридор до лестницы или позже? И была ли вообще лестница?) Мистер Сегундус обладал счастливой способностью всегда знать, где север, а где юг. Он ничуть не гордился своим талантом — это было столь же естественно, как знать, что голова по-прежнему находится у него на плечах, — однако в доме мистера Норрелла мистер Сегундус полностью утратил свой дар. Он не мог восстановить в памяти последовательность комнат и коридоров, не мог даже сказать, сколько времени они шли. И еще он не чувствовал направления, как будто мистер Норрелл открыл новую, пятую сторону света: ни запад, ни восток, ни север, ни юг, а какую-то другую, и в эту сторону как раз их и вел. Впрочем, по мистеру Хонифуту нельзя было сказать, что он заметил какую-нибудь странность.

Библиотека казалась чуть меньше гостиной. Здесь тоже жарко пылал камин, и все дышало спокойствием и уютом. Однако освещение комнаты опять не соответствовало трем высоким решетчатым окнам, и у мистера Сегундуса вновь появилось неуютное чувство, что должен быть второй камин, еще окна, свечи или что-нибудь в таком роде. За теми окнами, которые он видел, лил серый английский дождик, и мистер Сегундус не мог определить, в какой части дома они находятся.

При их появлении из-за стола поднялся человек, которого мистер Норрелл представил как Чилдермаса — своего управляющего.

Мистеру Хонифуту и мистеру Сегундусу можно было не говорить, что библиотека аббатства Хартфью дороже ее обладателю всех остальных сокровищ; они ничуть не удивились, что мистер Норрелл соорудил для любимого детища изысканный ларец. Шкафы английского дерева напоминали резные готические арки. Резьба изображала листья (сухие и скрученные, словно художник хотел передать осень), переплетенные ветви и корни, ягоды и плющ — все изумительной работы. Однако куда удивительнее шкафов были сами книги.

Первое, что узнает человек, приступая к изучению колдовского искусства, это то, что есть книги О магии, а есть — ПО магии. Следом он узнает и другое: что первые можно приобрести за пару-тройку гиней в хорошей книжной лавке, а вторые ценятся превыше рубинов[5]. Библиотека Йоркского общества считалась очень хорошей, почти исключительной; ее собрание включало целых пять опусов, которые были написаны между 1550 и 1700 годами и могли, следовательно, без большого преувеличения именоваться книгами по магии (хотя одна и состояла лишь из двух затертых страниц). Книги по магии почитались большой редкостью: ни Сегундусу, ни Хонифуту не доводилось видеть в частном собрании более чем одну-две. В Хартфью все стены были заставлены шкафами, а все шкафы — наполнены фолиантами. И все, или почти все они были старыми — книги по магии! Да, среди переплетов попадались и новые — те тома, которые мистер Норрелл отдал переплести (очевидно, он предпочитал бурую кожу с серебряным тиснением). Однако были и совсем старые, с ветхими корешками и затертыми углами.

Мистер Сегундус взглянул на ближайшую полку; первым ему попалось на глаза название: «Как вопросить тьму и ответы ея уразуметь».

— Пустая книжонка, — сказал мистер Норрелл.

Мистер Сегундус вздрогнул — он не думал, что хозяин стоит так близко.

Мистер Норрелл продолжил:

— Не советую забивать ею голову.

Мистер Сегундус взглянул на следующую книгу: «Наставления» Белазиса.

— Вы знаете Белазиса? — спросил мистер Норрелл.

— Только понаслышке, сэр, — ответил мистер Сегундус. — Говорят, будто он владел ключами от многих тайн. Сведущие люди в один голос уверяют, что все экземпляры «Наставлений» давным-давно уничтожены. Однако вы владеете одним из них! Это поразительно, сэр! Какое счастье!

— Вы возлагаете на Белазиса большие надежды, — заметил Норрелл.. — Когда-то я думал в точности, как вы. Помню, в течение нескольких месяцев я каждый день посвящал его книгам по восемь часов — честь, которой не удостаивал ни одного автора ни до, ни после. В конечном счете он меня разочаровал. Он туманен там, где следует быть рациональным, и рационален там, где следует прибегнуть к иносказаниям. Есть вещи, не предназначенные для всех. Теперь я уже не такого высокого мнения об этом человеке.

— Здесь есть книга, о которой я никогда не слышал, — произнес мистер Сегундус, — «Преимущества иудео-христианской магии». Что вы о ней скажете?

— Ха! — вскричал Норрелл. — Данный труд датируется семнадцатым веком, но я бы не стал его превозносить. Его автор — пьяница, мошенник, прелюбодей и лгун. Я рад, что его безвозвратно забыли.

По-видимому, мистер Норрелл презирал не только ныне живущих магов. Он взвесил всех волшебников прошлого на весах и нашел их очень легкими[2+].

Хонифуттем временем, воздев руки, словно методистский священник, возносящий хвалу Господу, быстро переходил от шкафа к шкафу; не успевал он прочитать одно название, как взгляд его привлекала другая книга в противоположном конце комнаты.

— О, мистер Норрелл! Сколько книг! Здесь-то мы точно найдем ответы на все наши вопросы!

— Сомневаюсь, сэр, — сухо отвечал мистер Норрелл. Управляющий коротко хохотнул; смех явно относился на счет мистера Хонифута, однако мистер Норрелл не выразил упрека ни взглядом, ни словом. Сегундус подумал, какого рода делами мистер Норрелл поручает ему управлять. С длинными волосами, спутанными, как дождь, и черными, как буря, он естественнее смотрелся бы на вересковой пустоши, или в темной подворотне, или, возможно, в романе госпожи Радклифф[3+].

Сегундус снял «Наставления» Жака Белазиса и, несмотря на скептическое отношение к ним хозяина, сразу же прочел два удивительных отрывка[6], затем, понимая, что время идет, и чувствуя на себе недружелюбные взгляды управляющего, открыл другой том — «Преимущества иудео-христианской магии». Это была не напечатанная книга, как он ожидал, а торопливые рукописные заметки на оборотной стороне всевозможных клочков бумаги, главным образом — на счетах питейных заведений. На них мистер Сегундус прочитал о невероятных приключениях. Живший в семнадцатом веке маг с помощью скудных колдовских средств силился противостоять великим и могущественным неприятелям в борьбе, на которую магу-человеку дерзать не следовало. Пока он записывал историю своих побед и поражений, вокруг сжималось кольцо врагов. Автор знал, что время на исходе, и лучшее, на что он может надеяться, — это смерть.

Темнело, и старинный шрифт все труднее было разбирать. Вошли слуги и под взглядами странного управляющего зажгли свечи, задернули шторы и подбросили в камин угля. Мистер Сегундус решил напомнить мистеру Хонифуту, что они еще не сказали мистеру Норреллу о цели своего визита.

5

Волшебники, как мы знаем по изречению Джонатана Стренджа, ссорятся и спорят по любому поводу; много времени и усилий потрачено на изучение вопроса, может ли то или иное сочинение считаться книгой по магии. Однако рядовые маги считают, что им довольно следующего простого правила: книги, написанные до того, как в Англии иссякло колдовское искусство — по магии; все, что позже — о магии. Они исходят из того, что книги по волшебству должны писать практикующие волшебники, а не теоретики и не историки магии. Казалось бы, что может быть логичнее? Однако мы тут же сталкиваемся с затруднением. Великие магистры магии, те, кого мы зовем ауреатами или магами Золотого века (Томас Годблесс, Ральф Стокси, Екатерина Уинчестерская, Король-ворон), либо почти ничего не писали, либо их сочинения не дошли до нашего времени. Весьма вероятно, что Томас Годблесс не знал грамоты. Стокси посещал приходскую школу в Девоншире, где учил в том числе латынь, однако, нам известно о нем из чужих трудов.

Волшебники начали писать книги лишь на закате магии. Свет английской магии уже частично померк; те, кого мы зовем магами Серебряного века, или аргентианами (Томас Ланчестер, 1518—1590, Жак Белазис, 1526—1604; Никлас Губерт, 1535—1578, Грегори Авессалом, 1507—1599), были слабыми огоньками в сумерках, в первую очередь учеными и лишь во вторую — волшебниками. Разумеется, они уверяли, будто творят какие-то чары, у некоторых был даже волшебный слуга или два, однако достижения их невелики, и ряд современных исследователей вообще отказывает им в умении колдовать

2+

взвесил всех волшебников прошлого на весах и нашел их очень легкими — ср. Дан. 5:27 — «ты взвешен на весах и найден очень легким».

3+

Радклифф, Анна (1764—1823), английская писательница, автор готических романов.

6

В первом абзаце, который мистер Сегундус прочел, говорилось об Англии, Стране фей (которую волшебники иногда называют «Иные края») и некой местности, лежащей якобы по ту сторону ада. Мистер Сегундус что-то слышал о символической и магической связи между этими землями, но ни разу не читал столь четкого разъяснения.

Второй отрывок рассказывал о величайшем английском волшебнике, Мартине Пейле. В «Древе познания» Грегори Авессалома есть знаменитое описание того, как Мартин Пейл, последним из англичан путешествуя по Стране фей, посетил тамошнего принца. Как большинство эльфов и фей, принц этот носил множество имен, титулов, почетных званий и прозвищ; однако обычно его называют Холодным Генри. Холодный Генри встретил гостя пространной и почтительной речью. Она была полна метафор и невнятных аллюзий, однако, судя по всему, Холодный Генри говорил о том, что эльфы и феи — существа по природе своей зловредные и порою сами не понимают, когда творят дурное. На это Мартин Пейл коротко и загадочно ответил, что не у всех англичан ноги одинакового размера.

Несколько столетий никто не мог взять в толк, что это означает. Выдвигался ряд теорий, и Джон Сегундус знал их все. Самую популярную предложил Уильям Пантлер в начале восемнадцатого века. Пантлер сказал, что Холодный Генри и Пейл говорили о богословии. Волшебные существа (как всем известно) не могут принадлежать к Церкви; Искупление на них не распространяется, и что с ними будет в день Страшного Суда, никому неведомо. Согласно Пантлеру, Холодный Генри спрашивал Пейла, способны ли эльфы, подобно людям, наследовать жизнь вечную. Своим ответом — что не у всех англичан ноги одного размера — Пейл выразил мысль, что не все англичане спасутся. Основываясь на этом, Пантлер приписал Пейлу довольно странную веру, будто Царствие Небесное в состоянии вместить лишь ограниченное число праведников — всякий англичанин, обреченный вечному проклятию, освобождает место для эльфа.

В «Наставлениях» Жака Белазиса мистер Сегундус прочел совершенно другое объяснение. За три столетия до Мартина Пейла замок Холодного Генри посетил еще более великий английский волшебник — Ральф Стокси — и оставил там свои башмаки. Башмаки, пишет Белазис, были старые, потому-то Стокси и не забрал их с собой, однако их присутствие в замке наводило ужас на эльфов, которые к английским волшебникам относились с огромным благоговением. В частности, Холодный Генри не находил себе покоя, ибо вообразил, будто неким непостижимым образом христианская мораль осудит его в случае утраты башмаков. Он пытался избавиться от тягостной обузы, передав башмаки Пейлу, однако тот отказался их брать